щенных в самом прямом смысле этого слова Аддис-Абебой. Ставить на одну доску Италию, против которой ополичились все недоброжелатели России, и варварскую Эфиопию совершенно нелепо. Что касается «эфиопствующей» позиции советской дипломатии, то она, с одной стороны, как будто и понятна. Но и ей такая позиция су- лит одни огорчения и убытки. Характерно, что после периода более реа- листической внешней политики советская дипломатия видимо возвраща- ется к политике «идеологической». И первое же проявление т2кой «иедологической» политики превращает — правительство, именующее ‚ себя рабоче-крестьянским, в союзника страны, строй которого остается каррикатурой на феодализм, а хЮзяйственная жизнь поддерживается рабовладельчеством и, так сказать, легальной эксплоатацией труда ра- бов. Правда, чувство юмора никогда не было добродетелью наркома Литвинова как, впрочем, и его хозяина Сталина. Конечно, Литвинов возглавляет дипломатию, «исполняющую юбя- зЗанности» Российской в исключительно трудное время и в крайне не- благодарной обстановке. Он сумел юдержать кое-какие успехи, пока дело ограничивалось торгом и необходимостью выговаривать наиболее выгодные условия сотрудничества с европейскими державами и с внеш- ним миром вообще; он мог быть удачным адвокатом перед женевскими момиссиями. Но сила его заключалась не столько в его дипломатических способностях, сколько в том факте, что за спиной его вырисовывался грандиозный облик величайшей в мире страны. Дипломаты, представ- лявшие эту страну, редко представляли ее удачно, так что пока забота его хозяина Сталина о сохранении в руках своих власти совпадала с необходимостью так или иначе отстаивать неприкосновенность и неза- висимость Русской земли, Литвинов мог действовать, как действовали бы на его месте` дипломаты нашей старой школы: посредственно. Однако, первого же серьезного испытания советская дипломатия не выдержала. Политика «большого стиля» оказалась ей не по плечу. Страх перед возрождающейся Германией — полезный, поскольку — он располагал к благоразумию, — 'юказался слишком сокрушительным для нервов советских правителей. И нарком Литвинов показал своей поли- тикой последнего времени, что он вовсе не Русский Талейран, что он наделен качествами, годными для хорошего лавочника, но не для боль- шого дипломата. Камнем преткновения оказалась для Литвинова эфиопская история. Ему показалось, что настало время свести счеты с Муссолини, с кото- рым марксисты всех стран научились почтительно считаться, но которо- му юни никогда не прощали ни 1922 года, ни всего созидательного уси- лия фашизма, ни его личного авторитета. Литвинов, в свое время ездив- ший на поклон к Дуче, решил, что ему необходимо превратиться в яро- стного «санкциониста». С тех пор он мечется по Женеве, пЮдливает масла в огонь, распластывается перед надменными британскими дипло- матами, распинается за «коллективную безопасность», за «неделимый мир», за «международную солидарность»... Наркоминдел видимо всерь- ез рассчитывает, что нынешний отпор Италии составит прецедент, ко- торый обеспечит неприкосновенность Русской территории. Ему так хо- чется, чтобы в будущем очередной Иден собрал морские силы Велико- британии в Русских водах и грозно преградил путь’завоевателю! Поэтому нарком Литвинов счел возможным не только пре- небречь дружественным отношением Италии к России, но и выта- зеобая од айсСаЙ лВк